При словах «Иван Васильевич Грозный» в первую очередь вспоминается опричный террор. Во вторую: «Казань брал, Астрахань брал, Ревель брал. Шпака? Шпака не брал...». Куда меньше известно, что по его повелению в 1552 году был составлен «Большой чертеж всему Московскому государству» и в качестве подробного описания оного «Книга большому чертежу». Почему это интересно? Потому что именно в «Книге большому чертежу» впервые появляется слово «Харьков»...

В незалэжной основателем Харькова считают мифического казака Харько, который имел на этом месте хутор. На самом деле история этих мест куда старше XVII века, когда здесь появились первые люди, говорящие на малороссийском диалекте русского языка.

Не вдаваясь в подробности существования срубной или черняховской культур каменного века, можно отметить, что люди в тех краях, которые впоследствии получат имя Слобожанщина, жили испокон веку. Скифы, готы, аланы, половцы оставили здесь свои следы, но не оставили письменных памятников. Однако название Харка в персидских и арабских источниках отмечается со Средних веков. В окрестности Харькова, современный город Змиев, бежал из половецкого плена князь Игорь Святославович. Эти места, кстати говоря, входили в его удел — Новгород-Северское княжество, так что бежал Игорь к себе домой. Место на границе степняков и оседлых племён бедным явно не было, «харк» в индоевропейском языке — серебро.

Собственно говоря, именно это и привлекло сюда монголов, которые спалили существовавший на этом месте город в 1239 году. Селиться на месте пожара и побоища нашим предкам казалось не лучшей идеей, так что полтысячелетия удобная горка над речкой Харьков стояла пустой, пока в 1630 году русский царь Михаил Фёдорович не поставил здесь небольшую крепость для защиты от крымских татар. Крепость располагалась на землях Белгородского воеводства Московского царства — старых русских землях!

«Под именем степной или “польской” (т. е. полевой) украйны в актах разумеется пограничная полоса Московского государства, прилегающая к приволжским, придонским и приднепровским степям», — считал известный дореволюционный историк Слобожанщины Д. И. Багалей. Иными словами, историю Курской, Воронежской и Харьковской губерний он не различал. Поволжье просто не входило в круг его научных интересов, а то и данные области были бы рассматриваемы историком вместе с Воронежской, Белгородской и Слободской украйнами. Именно так — с маленькой буквы, мы же не станем писать с большой буквы слово «пограничье»? Эти местности, с его точки зрения: «...представляют прямое продолжение того рубежа, который начинаясь в Поволжье, доходит до Днепра».

Впрочем, уже Багалей отмечает, что в окрестностях Харькова «сошлись две отрасли русского племени — великорусская и малорусская». Ничего странного в этом нет: Харьковская область лежит на старинном Муравском шляхе — пути из Крыма в Москву и при этом изобилует удобными для обороны высотами, на которых в своё время появилась сеть крепостей Московского государства.

Россия и Речь Посполита осваивали Дикое поле на двоих. Москва ещё со времён папы Ивана Грозного выдвигала в Поле каменные крепости. Первыми стали Серпухов, Калуга и Коломна. Предпольем первой линии стали Тула, Пронск, Одоев, Зарайск. После того как земли, защищённые линией крепостей, были освоены, пришла пора второй линии: при Иване Васильевиче были построены Шацк, Дедилов, Ряжск, Болхов, Орёл, Епифань.

«От лет царя Ивана Васильевича даже», — сообщает летописец, всё дальше в степь уходило русское население. Своеобразное население — в тогдашнем законодательстве существовала норма: «И егда кто от злодействующих осужден будет к смерти, и аще убежит в те грады польския (от слова “поле” а не “Польша”. — Авт.) и северския (будущая Слобожанщина? Она самая! — Авт.), то тамо да избудет смерти своя». Наличие в этих краях забубенных головушек, не боящихся ни чёрта, ни Бога, государям Московским объективно было выгодно: дома ничего не творили, а от татар страну берегли.

При Фёдоре Ивановиче и Борисе Годунове линию отодвинули в сторону Дикого поля ещё дальше, построив Воронеж, Елец, Ливны, Курск, Белгород, Старый Оскол. После Смуты и воцарения династии Романовых движение в сторону Дикого поля продолжилось, была выстроена третья линия — Сумы, Охтырка, Чугуев...

Какое отношение к этим землям имела Речь Посполита? Никакого! Она осваивала земли западнее. Польские крепости — Гадяч, Миргород, Полтава, Черкасы, Корсунь, Чигирин, Кодак... Почему это важно? Украинцы — русские с земель, подконтрольных Речи Посполитой. Какое отношение имели к этой странной организации жители русских Харькова или Сум? Имели...

После начала на Украине увлекательного для участников, но весьма утомительного для зрителей процесса под названием Руина Харьковщину стали заселять выходцы с Гетманщины. В 1651 году прибыли первые 37 семей черкас, в 1654 году пришли ещё 587 мужчин, способных носить оружие, с семьями — около 2000 человек. Ими был отстроен острог украинского образца. «Украинский образец» не устроил русского воеводу Воина Селифонтова, который полностью перестроил крепость — нормально, а не через ту часть тела, что обычно прячут под шароварами.

Стоит отметить, что украинцы бежали на русскую Северщину именно потому, что здесь не было «незалэжных» гетманов, а значит, не было их произвола и хаоса. Твёрдая царская власть, проводимая воеводами, ответственными за чёткое выполнение государевой воли, привлекала людей, в полной мере хапнувших всех прелестей тогдашнего «майдана». Но некоторые из них Украину принесли с собой.

Для беглецов Алексеем Михайловичем был создан в составе Белгородского разряда Харьковский слободской черкасский полк. Чтобы проще было привыкать к новой жизни, черкасам оставили прежнюю административно-территориальную организацию. Но казаченьки решили, что и вести себя можно по-старому. В 1666 году восстаёт Змиевская сотня во главе с Иваном Сирко, бывшим запорожским кошевым атаманом. Сотня объявляет себя Змиевским казачьим полком. Восстание происходит в рамках восстания Ивана Брюховецкого — левобережному гетману не понравилось Андрусовское перемирие с Речью Посполитой. По старой привычке запорожцы не просто восстали сами, но и позвали на Московское царство крымского хана, а также подбили на восстание донцов во главе со Степаном Разиным.

Алексею Михайловичу данная инициатива сильно не понравилась: крымские татары на Московское государство не ходили с 1591 года после живительных тумаков, полученных от Фёдора Ивановича. Поэтому царь отправил разобраться с непонятливыми казаками опытного воеводу Григория Куракина. Дело с крымскими татарами и поляками воеводе иметь уже приходилось, так что Брюховецкий для него был не самым сложным противником.

Прикрывшись завесой из лёгкой конницы, Куракин выстроил большой полк к бою перед валом крепости Севск. У воеводы под рукой были девять рейтарских полков поместной конницы, два московских выборных (отборных современным языком) полка и семь московских стрелецких приказов — 23 тысячи человек. Вперёд боярин выставил пехоту, прикрытую рогатками, во вторую линию поставил конницу, фланги заняли спешенные драгуны. Татарский командующий Мурташа-мурза решил, что взять такую сильную позицию можно только массированной лобовой атакой. Русские встретили татар с казаками таким плотным огнём, что воинственности у атакующих сразу поубавилось, если говорить точнее, татары с казаками ударили по тапкам. Но Куракин решил, что вечеринка не окончена, и послал кавалерию в погоню. Настигли беглецов на Свином шляху у реки Неруссы, уйти смогли «не только лишь все»...

Между тем мятежный атаман Иван Сирко решил взять Харьков. Это был эпик фейл! Старый казак так и не понял, что взять крепость Московского государства с налёта — бесперспективное занятие: караульная служба в пограничных фортетциях неслась по уставу, а значит, бдительно! Пока казаки пытались штурмовать валы города, из ворот выехал отряд во главе с сотником Григорием Донцом и доходчиво объяснил, что у нас, москалей, так дела не делаются. Объяснения были настолько доходчивы, что Сирко гнали до его родной Мерефы и Валок, где захватили у мятежников пару пушек, которые доставили в Харьков (именно они выставлены сегодня на площади Конституции).

Почему так много внимания уделяется данному эпизоду не самого крупного казацкого восстания? Ну, потому что это — единственный, первый и последний штурм, который довелось выдержать Харьковской крепости. Ещё раз: единственные, кто штурмовал Харьков до самого ХХ века, это «украинцы»!

Собственно говоря, именно эта благостная тишина длительностью более 250 лет и стала основой процветания Харькова. Плодородные земли, реки, полные рыбы, строевой лес в борах — живи да радуйся! И богатей. К концу XIX века Харьков стал четвёртым по величине городом России. Если сравнивать Украину с Россией в конце этого и начале следующего века, то Киев — это Москва: с признаками былого величия, но... провинциальная. А Харьков — Санкт-Петербург: деловой, наглый, динамичный. Киев в сравнении с ним был просто большой деревней.

Харьков был школой губернаторов: наиболее перспективные чиновники год-полтора управляли губернией, чтобы, поднабравшись опыта, пойти на повышение. А ещё в сравнении с Киевом это был Вавилон! Могущественная еврейская община: девять из десяти купцов первой гильдии были её представителями. Многочисленные и деловитые немцы, основывавшие крупные промышленные предприятия, такие как завод по производству сельхозоборудования Гельферих-Саде. Глава харьковских немцев Макс Гельферих жил на улице Пушкина, тогда называвшейся Немецкой. Впрочем, кого в Харькове только не было! Англичане, французы, бельгийцы...

Где промышленность — там и пролетариат. Где пролетариат — там и революционеры. В 1900 году на 1 мая здесь прошла первая демонстрация, участвовало в мероприятии более 10 тысяч манифестантов. Впрочем, безработных тоже хватало — иногда их число доходило до 15 тысяч человек. Наряду с рабочими организациями возникла в Харькове и «чёрная сотня», но... Харьковские черносотенцы были людьми спокойными и рассудительными: столько иностранцев вокруг, какие погромы могут быть? А вот революционное восстание в 1905 году случилось, в ходе боёв погибли 14 человек, но условия труда на промышленных предприятиях после восстания стали значительно лучше.

Культура в загоне тоже не была: 1789 год — первый на территории современной Украины театр. 1805 год — второй на той же территории университет. 1885 год — технологический институт. 1912 год — высшие коммерческие курсы...

Основой процветания города стала регулярная связь с Москвой и Одессой. Дилижансы в Москву на регулярной основе запустили ещё в 1852 году. А в 1869 году через Харьков прошла первая железнодорожная линия — Курско-Харьковско-Азовская. Вскоре появилась и вторая: Одесса — Кременчуг — Харьков. Паровозы для линий достаточно быстро начали строить на месте, в 1897 году первый локомотив выкатился с Харьковского паровозостроительного завода. Этим харьковчане отняли монополию на производство паровозов у коломенцев. В год ХПЗ выпускал до 120 паровозов! И это не считая борон, плугов, сенокосилок с молотилками и прочей нештатной продукции (вроде котлов для линкора «Императрица Мария»).

К чему этот рассказ? Ну, основа украинского менталитета — «садок вишнэвый биля хаты» и что-то там ещё про шмелей. Село. Какое отношение Харьков имеет ко всему вот этому? Город родился как русская крепость и вырос в русский же торговый, финансовый и промышленный центр. Влияние Речи Посполитой? Отсутствует как класс! Даже в природном и климатическом плане эта местность ближе к Белгороду и Воронежу, чем к Киеву и Львову. Кусок России, по недосмотру оказавшийся в составе другого государства. И инородное тело в составе Украины. Что ж, Отто фон Бисмарк украинцем не был и именно он выдал чеканную формулу: «Русские всегда приходят за своим...».

Фёдор Ступин