Волна идеологических переименований, зародившаяся в США, докатилась и до берлинского общественного транспорта. Станцию линии U2, названную Mohrenstrasse по расположенной близ улице, решено переименовать, так как употреблять слово «мавр» (по-нашему «арап», «ефиоп») теперь неполиткорректно
Борьба с архаизмом достигла замечательных высот, были выдвинуты разные версии, откуда в Берлине взялись мавры. На очереди, вероятно Верхняя Бавария. В Мюнхене в ста метрах от Мариенплац находится Mohrenapotheke (сам покупал там средство от кашля), а в Гармише и того круче — целая Mohrenplatz, хотя откуда взялись негры (их там и сейчас-то днём с огнём не сыщешь) в городке, славном своим ультраконсервативным образом жизни, вообще непонятно. Но, скорее всего, переименуют от греха. Если в Германии берутся за дело, то берутся круто. Сравни 30-е годы XX века в Италии — хоть фашизмом назовись, а всё одно попустительский бардак, и те же 30-е годы в Германии, где попустительством и не пахло. Серьёзный народ.
Станция же Mohrenstrasse — это вообще какое-то заколдованное место. С момента открытия в 1908 году она носила имя «Кайзерхоф», затем в ГДР её назвали «Тельманплац», потом «Моренштрассе», теперь собирались переименовать в «Глинкаштрассе» — по имени композитора М.И. Глинки, жившего и умершего в Берлине. Однако злой рок продолжает действовать.
Вдруг выяснилось, что Глинка был не только создателем русской национальной музыки, но ещё и свирепым гоем. Свирепость выразилась в том, что у него были дурные отношения с братьями Рубинштейн и он непочтительно назвал их деятельность «фортепианной синагогой». Теперь немцы установили, что Глинка припечатал синагогой конкретно Московскую консерваторию, открытую в 1866 году. Поскольку композитор скончался в 1857-м, мы наблюдаем всю силу загробного проклятия.
Поэтому с «Глинкаштрассе» дело заколдобилось, а идеологические споры оказались подняты на недосягаемую высоту. Министр образования и культуры Шлезвиг-Гольштейна (хотя где Шлезвиг, а где Берлин?) Карин Прин заявила: «Двойная мораль — не выход. Якобы бороться с расизмом и разжиться антисемитским коммунистом (то есть Глинкой — М. С.)». Немецкие остряки уже предположили, что фрау Прин нетвёрдо знает различие между коммунистом и компонистом («komponist» — композитор). Был ли Глинка лютым антисемитом, каким его теперь узнали прогрессивные немцы, или просто он в переписке бывал невоздержан на язык (тоже грех, но более извинительный) — на этот предмет можно дискутировать. Но придерживался ли композитор всепобеждающего учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина — до сих пор такой вопрос был недискуссионным. Хотя бы по причине анахроничности исходной посылки.
Кроме того, что композиторы в XIX веке (как, впрочем, и писатели, возьмём хоть Гоголя и Достоевского) позволяли себе много всякого разного, нет уверенности, что борцам за идеологическую чистоту берлинского U-Bahn вообще стоит касаться этой темы.
На линии U7 находится никем не трогаемая станция Richard Wagner Platz, а всякий согласится с тем, что по части антисемитизма создатель «Кольца Нибелунгов» даст сто очков вперёд любому композитору и даже некомпозитору.
Вообще-то, переименователи, если уж так невмоготу, могли бы вернуться к историческому названию «Кайзерхоф» («Императорский двор»), поскольку кайзеров в Германии нет уже больше века и никому не было бы обидно. Опять же, отелей «Кайзерхоф» и «Кенигсхоф» по всей Германии пруд пруди — и никто не возражает.
Но если даже это невинное название идеологически подозрительно, есть уже совершенно стерильный способ именования — по названиям цветов, а также вообще растений.
Блюменштрассе (Цветочная улица) с подразделениями Гиацинтенштрассе, Розенштрассе etc., а также Айхенштрассе (Дубовая), Танненштрассе (Еловая) и у самого политкорректного активиста не вызовут приступа острой бдительности. Так что в немецких муниципиях следует запасаться пособиями по садоводству. Пособиями по скотоводству всё же не следует, ибо там больше опасность неконтролируемых ассоциаций.
Максим Соколов, RT
Свежие комментарии