Многие скажут, что это… узнаваемо.
«Он снова напился. И снова пришёл в 3 утра ко мне в спальню. И вроде, всё было как обычно… потом я лежала и плакала, не в силах сдержаться… Потом, когда закололо внизу живота, побежала пить обезболивающее, а он даже не спросил, в чём дело. Включил компьютер и продолжил смотреть сериал».
Вот вроде бы интеллигентные люди, типичные представители креативного класса. Она – практически творческая богема, пусть и второго плана, он – типа фрилансер, любитель Netflix и Warcraft. Казалось бы, чего вдруг такие высокие отношения? Но…
Для неё этот прежде рутинный эпизод стал последней каплей.
«На следующий день я опять пошла на работу, а муж опять остался лежать. Правда я в тот раз его избила. Просто тапочкой, но кинулась так, что как будто убью. Видимо, так отлилась моя собственная физическая боль той ещё «небывало страстной» ночи.
Ещё через день я сняла квартиру и уехала… ».
Благодаря соцсетям и СМИ эта история стала известна, в отличие от многих подобных, а её герои узнаются даже без Гугла. Особенно героиня. Её переживания – вот эти:
«В любви есть нежность есть трепет. А в насилии – только остервенелая животная пульсация. Это чувство настолько гадкое, что теперь и собственное тело кажется мне противным. Мне хочется его уничтожить. Что-то такое прекрасное и чистое во мне убили и теперь мне ещё долго придется лепить себе новое, честное тело для новой, настоящей жизни. Такое тело, чтобы оно было её достойно» –
знакомы тоже многим, особенно женщинам. Немудрено, что те стали сострадать главной героине и слать проклятия на голову главного героя. Даже не выслушав второй стороны… И женские голоса в пользу закона против «домашнего насилия» загремели с новым пафосом и с новой силой, простите за невольный каламбур.
Но всё же история эта не о любви и ненависти, и не о крохотном шажочке от первой ко второй. Как бы не раскручивали эту её сторону в #СМИ.
То, что начиналось, как кошмар, продолжение получило… неожиданно благостное.
«Как все женщины я была зла, и четко понимала, что делаю. То есть, была невменяема, – сообщила героиня по прошествии трёх дней в съёмной квартире. – В истерике я написала всё, что чувствую. Потому что привыкла менять слёзы и грусть на тексты… А надо было, как обычно, просто поговорить. Ничего не было потеряно…».
То есть, в спокойной обстановке всё оказалось совсем не так. Не насильно. Не страшно. Снизошло
«Мне стыдно так, что хочется провалиться под землю. Я хочу публично попросить прощения у мужа за этот позор и бессмыслицу. Мне очень жаль, что обидела этого человека: он для меня самый близкий и родной. В то же время я счастлива, что вновь его обрела».
Хэппи-энд? Возможно. Герой завязал с алкоголем, героиня развязала отношения с психологом, журналисты переключились на другие жареные темы. Но осадок остался.
Он не в том, что жертвы домашнего насилия, чуть поостыв, могут переживать подобие стокгольмского синдрома. И воспылать новой любовью к тому, кого несколько дней или даже часов назад винили во всех жестокостях этого мира. Такое поведение понятно и объяснимо.
Не очень понятно другое. А сколько вообще в России случаев т.н. «домашнего насилия» оказываются бурей в стакане воды, порождённой гремучей смесью из обид, эмоций и фантазий, помноженных на всеобщую грамотность и сетевой эксгибиционизм? Недаром ведь умные соседи по планете давно признали, что одна лишь женщина в состоянии соорудить из ничего шляпку, салат и трагедию. ©
Свежие комментарии